ПРЕСА СТАТТІ РЕЦЕНЗІЇ
ЮЛИЯ БЕНТЯ. Беседа с Викторией Бибик:
"Музыка скажет сама за себя"
Виктория Бибик:
2010 год, который подходит к своему завершению, для многих музыкантов и слушателей стал годом музыки Валентина Бибика.
Символическим поводом для исполнений музыки отца в Киеве в этом году, стал его 70-летний юбилей.
Но подлинное значение возвращения его творчества на Украину, конечно, намного глубже...
О времени, на которое пришлись начало пути и творческий расцвет Валентина Бибика, о причинах «неслышания» большей части его творчества, о петербургском и тель-авивском периодах его жизни и о сочинениях, впечатляюще прозвучавших в 2010 году в Киеве – моя беседа с музыковедом Юлией Бентей.
Я очень рада, что встретила в Киеве большой отклик на инициативы звучания музыки отца. Со стороны исполнителей: дирижеров, оркестров, солистов; Киевской Филармонии, Союза Композиторов. Что нас объединило понимание значения творчества В.Бибика для украинской культуры.
Интерес к музыке отца огромен. С каждым концертом увеличивается мир людей, для которых его слышание того, что мы называем вселенной, становится близким, волнующим и необходимым.
Прошедшие в Киеве с большим успехом концерты, дают мне надежду, что всесторонний интерес к творческому наследию отца будет только возрастать. Хочется верить, что интерес на Украине к значимым страницам своей культуры, которые являются лицом и летописью страны, станет действенным и ощутимым.
Одна из статей будущей книги о папе – замечательного пианиста Юрия Смирнова, называется «Светлой памяти-светлый человек». Мое ощущение отца, его музыки тоже очень светлое. Драматизм его сочинений, мощный, маcштабный почерк часто называют мрачным, трагичным .... На мой взгляд, это только беглый взгляд - то, что невозможно не заметить. Но вслушиваясь в его сочинения, понимаешь: музыка Валентина Бибика – это тот свет, который иногда смело сияет, а иногда только бросает тень, лишь дает надежду, но всегда присутствует! в его музыке.
Этот свет – вечен...
Виктория Бибик: «Музыка скажет сама за себя»
В Киеве состоялась мировая премьера оперы «Бег» Валентина Бибика, которую ждали почти сорок лет.
Автор: Юлия БЕНТЯ
В ее основу Валентин Бибик (1940—2003 гг.) положил знаменитую одноименную булгаковский пьесу. Первую редакцию оперы известный украинский композитор окончил в 1972 году, а вторую — в 1984-м. 
Премьеры этого произведения украинские музыканты ожидали без малого сорок лет (!), но Булгаков (по его пьесе композитор сам написал либретто) и Бибик, увы, в 70-е и 80-е у власти был «не в моде». А в 90-е всем уже стало не до опер...
Ничего не изменилось бы и сегодня, не возьми дело в свои руки Роман Кофман. Дирижер не только провел десятки репетиций и триумфальное премьерное исполнение — он, при помощи композитора Александра Щетинского, сделал собственную редакцию партитуры «Бега», написал клавир, как режиссер придумал эффектное постановочное решение. И, что самое главное, буквально «влюбил» исполнителей в музыку Валентина Бибика.
В премьере участвовала целая «армия» музыкантов: Академический симфонический оркестр Национальной филармонии, камерный хор «Кредо», мужская группа хора «Анима», группа мальчиков и юношей Муниципальной капеллы им. Ревуцкого плюс два десятка лучших киевских вокалистов. Последние выкладывались не как обычно, «от арии до арии» (впрочем, никаких арий в опере Бибика нет, она написана напевным речитативом, с крайне бережным отношением к тексту Михаила Булгакова), а вели свои партии на пределе возможностей — страстно, ярко и по-актерски убедительно.
Одним из зачинщиков нынешней постановки, ее вдохновителем и свидетелем стала младшая дочь Валентина Бибика — Виктория, концертирующая пианистка. Еще при жизни отца она, фактически, стала его личным секретарем: вела деловую переписку, набирала на компьютере партитуры, выполняла массу другой «невидимой» работы. Сегодня Виктория координирует сотни исполнений произведений Валентина Бибика по всему миру. И никто так, как она, не в состоянии рассказать о том, кем был в действительности Валентин Бибик и почему одно из значительнейших его сочинений — опера «Бег» — шла к публике целых сорок лет...
В МУЗЫКЕ НЕТ ГРАНИЦ
С вашим приездом в Киев в 2008 году значительно активизировалось исполнение сочинений Валентина Бибика. Как вам удалось добиться этого?
Музыку отца играли в Киеве всегда, с первых написанных им сочинений.
Несмотря на очевидное «замалчивание», на бесконечную травлю его музыки, как со стороны некоторых старших коллег, так и со стороны властей, папина музыка все же прорывалась на сцены концертных залов. Благодаря исполнителям, которые любили и всячески отстаивали творчество отца.
Много киевских премьер звучало в исполнении Игоря Блажкова, который еще в начале 70-х годов записал на фирме «Мелодия» в Москве авторскую пластинку отца. В те же годы начал играть папину музыку Роман Кофман.
Звучали сочинения в исполнении Киевского Камерного хора под управлением Виктора Иконника, приезжали из Москвы на исполнения пианисты Игорь Жуков, Юрий Смирнов. Тесный творческий контакт был у отца с дирижером Георгием Вазиным, скрипачом Богодаром Которовичем, басом Евгением Ивановым…
С первых же исполнений папиной музыки в Киеве у него начал складываться свой круг почитателей и среди коллег-композиторов и музыковедов. Его друзьями стали Валентин Сильвестров, Леонид Грабовский, Виталий Годзяцкий, Елена Зинькевич, Марина Черкашина….
После папиного ухода в 2003 году, занимаясь организацией исполнений музыки отца по всему миру, я очень переживала, что в родной Украине, начиная с 90-х годов его ранние сочинения хорошо известны лишь музыкантам и слушателям его поколения. Но более молодые музыканты, новое поколение слушателей знали хорошо только имя композитора: музыка была им почти неизвестна, так как за последние 10-15 лет на Украине случались лишь редкие исполнения, а большинство папиных сочинений, самые крупные, значимые из них в течение долгого времени не звучали. Кофман на время уехал в Германию, Блажков – насовсем, и после папиного переезда в Петербург сложилась такая ситуация, что его музыка на Украине почти перестала звучать.
Приехав с чемоданом дисков и нот, после долгого перерыва в 2008 году в Киев с огромным желанием изменить ситуацию, я увидела большой интерес к папиной музыке и желание у исполнителей открыть ее для себя и для слушателей. За последний год в Киеве состоялся целый ряд концертов, исполнений, которые вызвали вновь огромный интерес к творчеству отца.
Возвращение должно было состояться!
Сейчас в композиторской среде принято самому хлопотать об исполнениях своих сочинений...
На мой взгляд, исполнение современной музыки – это проблема конца 20 века на всем постсоветском пространстве. Многие выдающиеся исполнители не проявляют к ней никакого интереса, не знают ее и не имеют желания узнать. Все их помыслы сосредоточены на совершенствовании исполнения уже много веков звучащих сочинений. Мне это кажется невероятной ограниченностью, и что удивительно, говоря об исполнителях высочайшего уровня, абсолютно сознательной. Чтобы заинтересоваться, увлечься – нужно услышать новую музыку, изучить. Мне сложно понять отсутствие интереса узнать, как звучит время, в котором мы живем. Нельзя же, например, представить ученого, который занимается наукой, зная лишь открытия и достижения Ломоносова и не интересующегося, что происходило дальше! Мир уже звучит иначе. И в этом, мне кажется, есть, также, путь к исполнению музыки, написанной столетиями раньше.
Неправильным, на мой взгляд, является и разделение музыки в составлении концертных программ на «современную» и «классическую». Есть музыка плохая и хорошая. Есть сочинения, которые интересно звучат в одной программе, независимо от того, когда они были написаны.
К большому счастью, сейчас наметилась тенденция к изменению этого в корне неправильного, тупикового подхода к новой музыке.
Также, сейчас в музыкальной среде, как и в любой другой, существуют раскрученные имена. Если исполнитель интересуется только «именем» композитора, он уже не задумывается о музыке и в программу включает только сочинения хорошо известных современных авторов. Не потому что им нравится сочинение или они хотят в нем найти, сказать что-то свое, новое, а только как дань моде...
Но Валентин Бибик – композитор абсолютно «отдельный», не принадлежащий к кругу «официальных диссидентов», раскрученных имен. На мой взгляд, это свойство личности. Отец сам практически не занимался устройством исполнений своих произведений. Как правило, исполнители сами находили его, звонили, приезжали за нотами…
Моя же задача, которую я себе поставила, чтобы музыка отца звучала – а дальше, она все скажет сама за себя.
Кто способствовал становлению Валентина Бибика как композитора?
Заметив папину необычайную тягу к музыке, учиться в музыкальную школу его отвела мама. Ему везло на педагогов.
В жизни отца колоссальную роль сыграл его консерваторский профессор композици и Дмитрий Львович Клебанов. Он в начале 20 века работал альтистом в Мариинском театре. Тогда же, участвовал в премьере оперы «Воццек» Альбана Берга.
Дмитрий Львович был человеком высочайшей эрудиции, живо откликался на все новое, знал множество «запрещенных» тогда партитур, с которыми, благодаря Клебанову, отец познакомился еще будучи совсем юным. Отсюда же и папин интерес, потребность в узнавании всего нового. Он не был воспитан по традиционному советскому «лекалу», в его музыке нет тех «границ», которые пытались не переступать многие его коллеги...
Дмитрий Львович не только не пресекал, а всячески поддерживал творческие поиски отца. Всегда защищал его от многочисленных нападок со стороны консервативно настроенных коллег. Он стал для папы кем-то гораздо большим, чем педагогом. Дмитрий Львович относился к Валентину Бибику, как к сыну (незадолго до окончания консерватории у моего папы умер отец). Не было дня, чтобы ученик и учитель не перезванивались. Так было до конца жизни Дмитрия Львовича.
Как музыку Бибика в начале 70-х принимали в Харькове?
Как и везде: были и стойкие, горячие почитатели его таланта, и те (в основном композиторы старшего поколения), кто не принимал его музыку. Отец вел книжечку, где для себя записывал все свои исполнения, показы. Целый ряд записей тех времен носят такой характер: такого-то числа показал в Союзе композиторов такое-то сочинение. И тут же, с небольшими вариациями: «изругали, заклеймили». В1976 году случился скандал с трио «Маленький концерт». В нем пианист в какой-то момент должен сделать глиссандо по струнам. После показа этого сочинения в Союзе композиторов был не просто скандал – поднялся шум на всю страну! Вызывали в городской обком партии, хотели выгнать с работы. А тогда потерять работу - это катастрофа. Его отстоял Клебанов. Ни один показ музыки в Союзе композиторов не заканчивался благополучно. Постоянно ругали!
При этом отец ни разу не посмел на этом «сыграть», «ответить». Он категорически не хотел спекулировать ни на чем «околомузыкальном», не имел внутреннего права. Говорил, что если есть интерес к его музыке, то он и дальше будет писать партитуры, что главное – это музыка. А он ведь еще тогда, в те годы мог уехать. Или оставаться в Харькове в статусе диссидента, обиженного... Еще в конце 60-х- начале 70-х годов, его друзья, знаменитые музыканты, гастролировавшие по всему миру, показывали его сочинения на Западе. (Папа, как раз в то время, написал свой знаменитый цикл «34 Прелюдии и Фуги» для фортепиано.) Там его музыка вызывала фурор! Интерес был огромнейший, и раздуть в те годы диссидентский скандал (даже, например, после истории с увольнением с работы) ничего не стоило. Но отец всю жизнь занимался делом. И отстаивал свое дело только тем, что продолжал работать, не предавая самого себя. Никогда не выступал на открытых собраниях, не писал открытых писем, просто продолжал работать.
Но в 1990-е все-таки покинул родной Харьков. Почему?
Сейчас очень модно бить себя в грудь и говорить: «Все уехали, а я остался, не уехал!» Раньше гордились диссидентством, ныне – патриотизмом. Это сейчас чувствуется и на Украине, и в России.
Папа оба своих серьезных переезда воспринимал как некие внешние обстоятельства. Жизнь ведь у каждого складывается по-своему, не всегда поступаешь так, как хотелось бы.
В Харькове мы жили в очень интересной среде. Фактически, были соседями с выдающимся музыкантом Региной Горовиц, сестрой Владимира Горовица. Папа показывал ей те же «34 прелюдии и фуги». В круг папиного общения входили и другие видные музыканты: скрипач Адольф Лещинский, конечно, Дмитрий Клебанов и многие другие. Это были передовые люди, знавшие огромное количество музыки. Профессионалы высочайшего класса! Плюс к этому, часто и подолгу отец бывал в Киеве, много ездил в Москву, в Ленинграде были друзья….. Всегда был на связи с исполнителями, продвигался вперед.
Так случилось, что с середины 1980-х меня, по сути, уже не было в Харькове – сначала уехала учиться в Москву, а потом – в Ленинград. Отец же оставался в Харькове до 1994 года. Прекрасно помню его последний авторский концерт в Харькове, который состоялся в 1993 году. Я играла «39 вариаций на тему Dies irae». На концерте был аншлаг, но папа выглядел абсолютно растерянным. Ушли из жизни многие старики, тогда же начались массовые отъезды молодых музыкантов. В Киев перебрались композитор Виталий Губаренко и его жена, музыковед Марина Черкашина, исчезал круг общения. Ездить становилось все сложнее из-за общего изменения ситуации в стране. А в Харькове складывала антитворческая атмосфера.
Тогда же встал вопрос о том, что нужно уезжать. Хотя при других обстоятельствах отец бы вряд ли уехал. Для него самыми важными были две вещи - стол и покой. В Харькове был налажен быт: огромная квартира, всегда открытая для многих музыкантов, которые приезжали из Америки, Москвы, Питера... У нас дневали и ночевали папины студенты, многих из которых мне приятно было увидеть на премьере оперы «Бег». Кого-то он поддержал, кому-то помог. Сейчас они подходят, вспоминают, а у меня слезы наворачиваются на глаза.
Чем для Валентина Саввича было преподавание?
Отец очень любил преподавать, общаться с молодыми музыкантами. И, видимо, что-то очень правильное привносил в отношения с людьми, раз теперь даже я чувствую это тепло... Несмотря на то, что общаться с ним студентам, думаю, было непросто: отец и в человеческих, и в профессиональных отношениях был человеком редкой чистоты, порядочности, но и абсолютной бескомпромиссности, требовательности к себе и другим.
Саша Щетинский учился в классе Валентина Борисова, но тоже дневал и ночевал у папы, показывал ему практически все свои сочинения. Сейчас Саша мне помогает, участвует в работе, связанной с исполнениями папиной музыки на Украине. Вообще у папы было «три Саши» Гугель, Щетинский и Гринберг. Пианист и дирижер Джоэл Сакс в своих воспоминаниях пишет, что когда он со своим ансамблем из Нью-Йорка приезжал в Харьков на гастроли, то на концерт пришли «три Саши», которые неотступно ходили за папой.
И, все же, как так случилось, что в 1994 году Бибик оказался в Петербурге-Ленинграде?
С этим городом у отца были очень давние связи. Его друзьями были композитор Борис Тищенко, дирижер Александр Дмитриев, музыковед Михаил Бялик, папин ученик, композитор Леонид Десятников, пианист Олег Малов, скрипач Александр Юрьев, многие другие.
Так вот, когда стало понятно, что переезд – это уже неизбежность, папа выбрал Ленинград. Все наладилось работа в консерватории, общение. При том, что Ленинград – невероятно сложный город, это не Москва. В Москву стекались люди со всего бывшего Союза, там прижиться было намного легче, а Ленинград – город довольно закрытый. Но так как отца, его музыку там знали давно, для него он был «открыт».
Как только папа приехал, Андрей Павлович Петров, бывший тогда председателем местного Союза композиторов, организовал его авторский концерт. Потом состоялось исполнение Десятой симфонии в Большом зале Петербургской филармонии.
Конечно, любой переезд – это переезд. Но начало петербургского периода не стало «началом абсолютно новой жизни».
Что тогда заставило его покинуть этот город и переехать в Израиль?
Мы все уезжали вместе: папа, мама, старшая сестра и я. В Петербурге отец оказался страшно загружен текущей работой, все будние дни, в основном – студентами. Постоянно разрывался телефон, у него просто не хватало времени писать музыку.
Как-то к нам приехал из Израиля ученик Александра Гольденвейзера пианист Александр Волков, к сожалению, уже покойный. Папа рассказывал ему о своей «насыщенной» жизни, и Волков пообещал организовать приглашение в Тель-Авив, прихватив с собой некоторые записи и ноты. Далее события развивались молниеносно. Как только увидели ноты, тут же пришло приглашение. Израиль почел за честь, чтобы папа приехал читать лекции и стал профессором композиции Тель-авивского университета. На таких условиях: полгода он раз в неделю читает лекции на любые выбранные им темы, а вторые полгода – просто пишет музыку, без необходимости ходить на работу. Уникальные условия работы! На эти его лекции съезжались студенты со всего мира. Сначала отец читал их по-английски, а уже через год перешел на иврит.
Тогда же папа получил государственную премию, на которую можно было совершенно спокойно жить, не думая о куске хлеба. Его пригласили возглавить композиторский конкурс, дали премию «композитор года». Его сочинения звучали по радио, шли многочисленные исполнения, авторские концерты. Недавно в одном анонсе я увидела, что «Бибик – израильский композитор», но это неверно! Композиторы Израиля – это совершенно отдельная среда. А отец приехал в эту страну сложившимся музыкантом. Валентин Бибик - украинский композитор, некоторое время живший в России и в Израиле. Он всегда подчеркивал это и ощущал себя именно украинским композитором.
Расскажите подробнее о лекциях Валентина Бибика.
Все эти лекции сохранились, хочу их издать. Некоторые из них посвящены творчеству отдельных композиторов Стравинского, Прокофьева, Лютославского. Часть истории украинской музыки ХХ века. В Тель-Авив мы приехали в 1998 году, и он читал их четыре года до 2002-го, когда заболел. Но даже в последний год жизни, уже практически не вставая, он оставался профессором Тель-авивского университета. Его лекции представляют собой подробное исследование творчества, его личный взгляд на наследие того или иного автора. Он ставил записи, рассказывал подробно о творчестве композитора. Официально каждая лекция длилась два часа, но конечно, каждый раз все надолго затягивалось. Колоссальный интерес был к лекциям об украинской музыке, которую в Израиле до этого почти не знали.
Удивительно, насколько легко Валентин Саввич, уже будучи в почтенном возрасте, смог перейти сначала на английский, а потом на иврит!
Когда отец жил в Харькове, надобности в знании английского языка не было. Он владел английским, но очень слабо, мог общаться лишь на бытовом уровне. Многие из тех музыкантов, которые приезжали в Союз с Запада, знали русский. А когда я немного повзрослела, то стала, фактически, его секретарем: писала письма, набирала ноты, выполняла миллион других поручений. Уже в Ленинграде отец серьезно занялся английским: расширялся круг общения, и ему хотелось общаться напрямую, без посредников. В Израиле буквально за год выучил иврит настолько, что мог читать лекции. Многие приходили посмотреть на этого удивительного профессора!
Теперь уже сложно говорить, но, возможно, если бы не болезнь, папа потом уехал бы читать лекции в Германию – во всяком случае, ему этого хотелось. Оттуда также было несколько приглашений. На немецкую стипендию отца звали еще в Ленинграде, но нужно было подождать. А с Израилем все решилось очень быстро. Сразу же сложилась среда, появилась молодежь, которая к нему тянулась.
Сейчас, вас все чаще можно увидеть в Киеве…
В 2008 году я приехала в Киев с конкретной целью: сделать все для того, чтобы музыка Валентина Бибика зазвучала на Украине. Чтобы были исполнены крупные, значимые сочинения, по которым можно судить о творчестве отца. Имея с собой диски и ноты я постепенно «внедрилась» в исполнительскую среду Киева.
С кого начинали знакомство?
Со всех сразу! С папиного поколения – тех, кто знал меня еще ребенком. В это же время знакомилась с молодыми исполнителями, не пропустила ни одного концерта «Киев Музик Феста 2008». Хотелось послушать ансамбли, оркестры, солистов...
Исполнение каких сочинений было для вас самым важным?
Это, несомненно, Пятая симфония, одно из самых выдающихся папиных сочинений. Недавно она прозвучала в исполнении замечательного дирижера Николая Дядюры. Я присутствовала на всех репетициях, видела, с какой отдачей работал и дирижер, и оркестр. Далее Скрипичный концерт, который Валентин Сильвестров считает одним из самых выдающихся произведений конца ХХ века в этом жанре. Его великолепно сыграл Дмитрий Ткаченко. Были сложности с музыкальным материалом, потому что папа в последние годы жизни писал без клавира – сразу партитуру. Дима, у которого феноменальная память, выучил наизусть скрипичную партию по партитуре! Когда-то эта партия была у Богодара Которовича, который играл этот концерт и которому он посвящен, но Богодар Антонович уже не с нами...
Шестую симфонию, которую я тоже считаю значительнейшим папиным сочинением, исполнил Национальный симфонический оркестр под управлением прекрасного дирижера Владимира Сиренко. Солировали сопрано Лилия Гревцова и бас Евгений Орлов. 
В концерте, который с большим вдохновением провел Валерий Матюхин со своим оркестром «Киевская Камерата», были исполнены сочинения для камерного оркестра, не звучавшие в Киеве более 15 лет.
...Когда я встретилась с Романом Исааковичем Кофманом, то предложила ему исполнить виолончельный концерт, который, пусть это звучит и нескромно, сенсационно прозвучал в Тель-Авиве. Роман Исаакович спросил меня об опере «Бег» и попросил меня прислать ему партитуру.
ОПЕРА «БЕГ» — ПРОИЗВЕДЕНИЕ, СТАВШЕЕ ОПРЕДЕЛЯЮЩИМ В ТВОРЧЕСТВЕ БИБИКА
Собственно, с этого момента и начинается история ее мировой премьеры?
Честно говоря, я довольно скептически отношусь к концертным исполнениям опер. Но так как это предложил Кофман, которому я безмерно доверяю и которого считаю выдающимся музыкантом, согласилась с огромной радостью и волнением. Тем более, что после Бонна у него накопился колоссальный опыт в работе над оперными партитурами.
Это сочинение, мне кажется, определяющее в творчестве отца. По нему можно судить о том, кто такой – композитор Валентин Бибик. И дело даже не том, что это опера, единственная в творческом наследии папы.
Тут нужно внести уточнение.
Когда отец работал, он никогда и никому не говорил, что именно пишет. Когда же заканчивал, обязательно звал всю семью и играл. Происходило первое прослушивание, с жаркими дискуссиями. А где-то в 2000 году у нас дома был объявлен конкурс на лучшую идею для новой оперы. Отец очень хотел написать еще одну оперу. Все наши идеи не прошли, сам же он остановился на рассказах Бунина. Написал либретто, которое существует в абсолютно готовом виде. К сожалению, музыку отец написать не успел…
Так вот, «Бег» важен не потому, что в нем четыре часа музыки. Бывает, что человек напишет одну мелодию, и по ней можно судить о композиторе. А по этому сочинению можно судить о Бибике.
В каких условиях писалась эта опера?
В 1960-х многие «подпольно» увлекались Булгаковым, но папа никогда не гнался за модой. Он воспринимал музыку, как и человеческие отношения, в абсолютно чистом виде, без примеси политики, моды... Но я совершенно не согласна с Сашей Щетинским, что он не понимал, какую антисоветчину написал. Конечно, он все прекрасно понимал...
«Бег» – это символ ХХ века. Тема «БЕГа» волновала отца всю жизнь. Он почувствовал, что это «тема века». Когда он заинтересовался пьесой, в Москве состоялась его встреча с Еленой Сергеевной Булгаковой. Затем от нее пришло письмо-благословение на создание этой оперы.
Партитура была окончена в 1972 году и тут же показана в МАЛЕГОТе театре, в котором могли «проскочить» те сочинения, которые в других театрах были бы запрещены несомненно. Тогда же, в Ленинграде, они с мамой единственный раз спели всю оперу целиком – мама все женские партии, папа – все мужские. После этого папа потерял голос, неделю не мог разговаривать.
Опера была принята к постановке, главным дирижером которой должен был стать Александр Сергеевич Дмитриев. Но потом пришла телеграмма от городских партийных властей, в которой написано, что в городе, носящем имя вождя революции, не может звучать музыка на тему о белогвардейцах.
Получается, даже выход на экраны в 1970 году одноименного фильма Александра Алова и Владимира Наумова не стал для оперы «пропуском»?
Мне кажется, что авторам фильма по сравнению с пьесой Булгакова все-таки пришлось расставить другие акценты, весь булгаковский смысл слегка «затуманить», и в то же время, как-то сопоставить с реалиями 70-х годов. (К слову, в фильме, на мой взгляд, ряд удивительнейших актерских работ.)
Но в либретто оперы никакого «тумана» нет!
Главная тема оперы– человек, попадающий в абсолютно непредсказуемые события, сметающие всех и вся. «Что» каждый из героев «есть», когда срываются все условности, когда рушится привычный мир и порядок. Что может стать стержнем каждого из них. Это, конечно, не только бег физический в далекие, чуждые им страны, но и бег от себя и, что самое важное – бег к себе истинному.
Второй момент – это хоровые православные песнопения: почти каждая из картин оперы заканчивается молитвой, и «цензоры» об этом знали. Третье – само композиторское письмо, очень непривычное для того времени. Все вместе сыграло свою роль. Ведь какие оперы шли в те годы? В основном те, которые не требовали от слушателей особых усилий.
Слушатели, как правило, отстают в восприятии всего нового на век.
С другой стороны, слушатель, пришедший на концерт «услышать», открытый к этому, даже не понимая, может быть, всего, всегда эмоционально очень чутко реагирует на действительно выдающееся произведение.
Но это – отдельная большая тема.
Как складывалась дальнейшая история оперы?
Когда спектакль в Ленинграде запретили, папа был в отчаянии, но скандала он не хотел. Потом состоялся еще ряд запретов, в том числе в Киеве, в Харькове.
Отчаявшись поставить оперу в театре, отец показывал отдельные сцены, картины коллегам-композиторам, исполнителям в Москве, Петербурге, Киеве… После премьеры ко мне подошла Елена Сергеевна Зинькевич и говорит: «Я ведь помню эту музыку!», тоже самое сказала и Марина Романовна Черкашина, и многие другие.
Музыка оперы становилась все более известной, вокруг нее шли дебаты, обсуждения... После очередного отказа по причине все той же неугодной тому времени темы и неподходящему «видению» пьесы Булгакова, а также, яркого индивидуального почерка композитора, отец оставил всяческие попытки представить оперу широкому кругу слушателей. Партитура надолго заняла место в письменном столе. Постановку можно было осуществить в 1990-х в Мариинском театре, когда папа познакомился с Валерием Гергиевым, но тогда писались новые сочинения, и жизнь, естественно, вертелась вокруг них, проблема «Бега» отошла на второй план...
Услышать при жизни исполнение своей оперы отцу так и не случилось…
Как долго готовилась нынешняя постановка?
Мировая премьера оперы – это, по сути, подвиг Романа Кофмана.
В 1984 году папа сделал вторую редакцию оперы. Это не была глобальная редакция замысла, формы или нового взгляда на сочинение, а скорее авторская «чистка» партитуры: существенных купюр или дополнений не произошло. Изменился, был отредактирован в довольно многих эпизодах ритмический рисунок, были изменены длительности в вокальной партии. Конечно, это влечет за собой и изменения в оркестровой партитуре. Полноценный клавир, по которому вокалисты могли бы разучивать свои партии, существовал только в первой редакции, во второй – лишь авторские наброски. Роман Исаакович не только довел до состояния, готового к исполнению, партитуру второй редакции (расставил темпы, указания характера музыки, исполнительские штрихи – сделал свою редакцию партитуры), но и подготовил клавир, по которому смогли работать солисты-певцы, хоры.
Я очень благодарна всем исполнителям оперы, всем участникам концерта за их увлеченную, полную самоотдачи работу. С радостью вспоминаю, как приходила задолго до начала репетиций в зал, а там уже кипели споры между «Серафимой», «Чарнотой», «Люськой» - великолепнейшими Тарасом Штондой, Аллой Родиной и Ольгой Табулиной, как петь, играть ту или иную сцену. Какими собранными приходили на репетиции «Хлудов» - очень выразительный Михаил Ракосий, «Голубков», «Корзухин» - замечательные Анатолий Юрченко, Сергей Бортник.... Многих потрясли хоры: хочу отдельно поблагодарить талантливейшего Богдана Плиша....
Вы обсуждали варианты сценического решения этого, скажем прямо, не совсем концертного исполнения?
Очень настороженно отношусь ко всему, что может отвлечь слушателя от самой музыки. Сейчас очень многие увлекаются «театрализацией» исполнений. Я же думаю, что музыка намного богаче и глубже любого сопутствующего действа.
Но «Бег» написан отцом оперой! И музыка, на мой взгляд, просто просится на сцену.
Это было исключительно Кофмана сценическое решение: сделать не просто традиционное концертное исполнение оперы, без какой-либо театральности, а привнести и некоторую театральную режиссуру, и элементы декораций, что создало атмосферу театральной постановки. Я с первой же репетиции приняла видение Кофманом концертного исполнения оперы, которое было сделано с большой чуткостью к музыке отца, булгаковской пьесе. С художественным вкусом и мерой, свойственным только истинно выдающимся музыкантам.
Мне кажется, что в данном случае Кофман поставил себя на место слушателя. Без «подсказок» очень трудно было бы понять, кто есть кто из двух десятков вокалистов, выстроенных в ряд на авансцене. Чтобы не просто исполнить оперу, пусть даже на пределе возможностей певцов и оркестра, но помочь публике «схватить» произведение целиком.
Мне сложно судить, ставил ли Роман Исаакович себя на место публики или просто отталкивался от музыки.
Думаю, что на сцене всегда нужно делать только то, что написано в партитуре, как задумывал композитор. Не опера должна стремиться к публике, а публика к опере - на мой взгляд, это более правильное направление движения.
В опере очень много ярких находок в построении музыкальной ткани, в соотношениях и наслоениях стилевых пластов – смешение православной и ориентальной музыки, джаза. Все вокальные реплики прослушиваются (единственный дуэт в финале), яркий эффект производят выходы на «акапельные» монологи. Перепады от “страстей человеческих” с любовью, голодом, предательством до “отпевающих” хоровых интерлюдий... И тут, конечно, сам собой напрашивается вопрос: какие были отношения у Валентина Бибика с религией?
Завершающие почти каждую картину оперы хоры построены на православных молитвах, папа был воспитан в этой культуре. Молитвы были для него не «фактами культуры», а чем-то очень личным, обращением к Богу через музыку. В опере русские, православные люди вдруг попадают в совершенно другой мир, чужую среду. Для них это крушение мира! Но и тот, их мир тоже ведь рухнул, возвращаться некуда! “Куда ты побежишь, Григорий Лукьянович? Бежать-то тебе некуда...”
Мы ведь все в ХХ веке пережили это состояние. Конечно, 1917-й и 1991-й годы нельзя даже сравнивать, но рухнула страна, и мы все оказались в новой реальности. Да, мир стал более открытым, мы стали больше ездить, общаться, но факт остается фактом: страны, в которой мы родились, не стало. «Бег» – символ ХХ века и потому, что показывает ситуацию, при которой человек остается наедине с собой, когда схватиться, зацепиться не за что. Каждый, выживает как может...
Есть ли надежда, что в Киеве опера прозвучит не только в концертном исполнении, но и на театральной сцене? или вы на Киев не рассчитываете?
Сейчас полным ходом идут переговоры о театральной постановке оперы в России и в Европе. Где – уточнять не буду, так как планы интересны лишь своим осуществлением. Надеюсь, скоро это произойдет. Абсолютно уверена, что «Бег» будет поставлен и в Киеве. Вопрос только в том, когда это случится. В любом случае, с моей стороны будет сделано все возможное, чтобы приблизить этот момент. Мне хотелось бы, чтобы именно в Киеве был центр изучения музыки Валентина Бибика. В этом смысле мировая премьера оперы “Бег” – знаковое, поворотное событие в знакомстве Украины с творчеством отца.
Какие из произведений Бибика есть в вашем репертуаре как концертирующей пианистки?
Когда мне было восемь лет я играла премьеру фортепианного концерта «Детские воспоминания», который мне посвящен. Исполняю все его фортепианные сонаты, их десять. Вместе с папой готовили запись «34 прелюдий и фуг», но, к сожалению, этот проект в то время не состоялся. Очень хочу, чтобы эта идея осуществилась... Отдельные прелюдии и фуги из этого цикла играют довольно часто. Но исполнения цикла целиком, не было ни разу. Очень люблю «39 вариаций на тему Dies irae», премьеру которых я играла в Петербурге, это сочинение тоже посвящено мне. Участвую в исполнениях камерных, вокальных сочинений.
Один из пунктов ваших планов – издание сборника воспоминаний. Каким он будет?
Собралось уже немало материалов, но многие воспоминания, статьи еще пишутся. Об издании можно будет говорить не раньше, чем через год-полтора. Не хотелось бы публиковать их в виде традиционного сборника. Возможно, там же опубликую часть писем, что-то сама расскажу...
Расскажите о самых значительных исполнениях, которые должны состояться в ближайшее время.
Сейчас я уезжаю на фестиваль «Московская осень», где, за редким исключением, каждый год играют Бибика. В этом году изумительный кларнетист Евгений Петров исполнит его кларнетовую сонату «Знаки», одно из последних сочинений. Премьера Сонаты состоялась в исполнении Дэвида Грешема, профессора Juilliard school в Нью-Йорке, на фестивале в Линкольн-центре. Очень хочу, чтобы это сочинение прозвучало и в Киеве – с киевским кларнетистом Алексеем Бойко мы на связи… В Новосибирске в январе должна состояться мировая премьера Альтового концерта № 2 в исполнении оркестра Теодора Курентзиса и блестящего музыканта Максима Рысанова, сейчас живущего в Лондоне. Весной ожидается петербургская премьера Скрипичного концерта №3. Настояла на том, чтобы ее играл Дима Ткаченко.
Планов очень много…..